Что вижу, то пою...

Вечерний акынский дыбр

По дороге с работы сижу в автобусе спиной к движению. В салоне тусклый свет и совсем немного народу. А снаружи темно, и кажется, за окнами вообще ничего нет, кроме редких звезд. Ни верха, ни низа, ни скорости, ни направления. И вообще ничего нет, только один наш автобус номер 71, повисший в холодной безлунности. Жутко. Быстро оборачиваюсь, чтобы глянуть в лобовое стекло. Нет, всё на месте: пустая дорога, подсвеченная желтыми фонарями, лес, который кажется в темноте настоящей чащей... Выныривает из темноты американская казарма. Окна неказистых желтоватых домов подсвечены изнутри теплым и беззащитным. А ворота скрыты за деревьями, но я знаю, что там пост и противотанковые ежи. Это только называется так – казарма. На самом деле там целый городок, кусочек Америки, огороженный от Германии глухим забором. Там в ходу доллары, автомобили с американскими номерами и бейсбол. У Ромки в классе время от времени учатся американцы, и он разговаривает с ними по-английски, ломая весь процесс обучения: потому что они же должны учить немецкий.

А вот уже надвигаются громады нашего квартала. Огни-огни-огни. Люблю светящиеся окна. Сразу хочется вообразить себе, как там люди живут, за этими гардинами. Сейчас поднимусь на наш виадук... лет до четырнадцати не могла запомнить это слово... пройду по вибрирующему металлу, разминусь со стайкой шумных подростков – некоторые даже со мной поздороваются – добегу до подъезда, выдыхая клубы пара, на лифте приеду на девятый этаж. Потом открою дверь своим ключом и войду домой, а там Ромка с Лёшкой, и мой любимый оранжевый диван, и ЖЖ, и горячий чай, и телевизор...

Что вижу, то пою...

Вечерний акынский дыбр

По дороге с работы сижу в автобусе спиной к движению. В салоне тусклый свет и совсем немного народу. А снаружи темно, и кажется, за окнами вообще ничего нет, кроме редких звезд. Ни верха, ни низа, ни скорости, ни направления. И вообще ничего нет, только один наш автобус номер 71, повисший в холодной безлунности. Жутко. Быстро оборачиваюсь, чтобы глянуть в лобовое стекло. Нет, всё на месте: пустая дорога, подсвеченная желтыми фонарями, лес, который кажется в темноте настоящей чащей... Выныривает из темноты американская казарма. Окна неказистых желтоватых домов подсвечены изнутри теплым и беззащитным. А ворота скрыты за деревьями, но я знаю, что там пост и противотанковые ежи. Это только называется так – казарма. На самом деле там целый городок, кусочек Америки, огороженный от Германии глухим забором. Там в ходу доллары, автомобили с американскими номерами и бейсбол. У Ромки в классе время от времени учатся американцы, и он разговаривает с ними по-английски, ломая весь процесс обучения: потому что они же должны учить немецкий.

А вот уже надвигаются громады нашего квартала. Огни-огни-огни. Люблю светящиеся окна. Сразу хочется вообразить себе, как там люди живут, за этими гардинами. Сейчас поднимусь на наш виадук... лет до четырнадцати не могла запомнить это слово... пройду по вибрирующему металлу, разминусь со стайкой шумных подростков – некоторые даже со мной поздороваются – добегу до подъезда, выдыхая клубы пара, на лифте приеду на девятый этаж. Потом открою дверь своим ключом и войду домой, а там Ромка с Лёшкой, и мой любимый оранжевый диван, и ЖЖ, и горячий чай, и телевизор...