Entry tags:
Моя красота
Некоторое время тому назад прочитала у чудесной
greenarine пост о ее родном городе. Больше чем обычно, больше, чем всё остальное, тронули меня вот эти слова: "В мире много красоты — высокие водопады, золотистые песчаные дюны, зазубрины синих хребтов, бескрайние васильковые поля. И вся эта красота — не моя. Моя красота за кривыми частоколами, за низенькими каменными порогами, за скрипучими деревянными полами, за чадящими керосиновыми лампами, за глиняными карасами, в узком горлышке медного кувшина моей нани. Моя красота там, где меня уже нет."(с)
А моя красота, - подумала я, - где она? Можно себе представить, что это - Петербург. Нева, дворцы, набережные. Львы. Фонтаны. Ростральные колонны. К ступеням Эрмитажа ты в сумерках приди... Но нет. Эта красота не моя. Я знаю, что немного кривлю душой, называя себя петербурженкой. Я ведь провела всю мою жизнь на Гражданке. Так что в бОльшей степени я, наверное, деревенский житель.
Гражданка — прямая наследница «Горожанки», что означало «вблизи города». Так называлось поселение немцев-колонистов, возникшее в середине XVIII века на Старой Муринской дороге. Она вела к деревне Мурино, в которой жили крестьяне Муромского уезда, переселённые сюда Петром Первым. К северу выросло русское село, которое стали именовать «Русская Горожанка». Позднее вблизи оживленной дороги возникла ещё одна деревня, в которой русские соседствовали с финнами и немцами. Называлась она просто — «Дорога в Горожанку». Располагались все три селения по обеим сторонам нынешнего Гражданского проспекта. Что до современного названия — «Гражданка» — то впервые оно появилось на карте окрестностей Петербурга в 1831 году и с этого времени стало общим обозначением всех трёх деревень. Немецкое население этих мест всё увеличивалось, а русское — наоборот, сокращалось. В XX век Гражданка вступила аккуратной немецкой деревушкой, носящей «следы довольства и благополучия». (источник)
Застройка Гражданки началась в шестидесятых годах прошлого века. Как я понимаю, тогда все деревни сравняли с землёй, закатали в асфальт и начали строить дома: железобетонные параллелипипеды. Не тронули только Муринский ручей и его пойму. Я еще помню там остатки прежних яблоневых садов. Одичавшие, чахнущие деревья... Но о Муринском ручье чуть позже.
Мне было год и девять месяцев, когда мои родители построили кооператив на улице Ушинского. Как ни странно, я помню многое из того времени. Помню, например, что сначала гулять можно было только по асфальтовой дорожке, вплотную примыкающей к нашей пятиэтажке, потому что всё остальное пространство было сплошь покрыто жидкой грязью. И к подъезду можно было подойти только по деревянным мосткам. Впоследствии всё потихонечку обжили и улучшили, и вот мы уже строим на газоне, облагороженном жителями во время субботников, домики для одуванчиковых кукол. Знаете таких? Берешь одуванчик, разделяешь его полый стебелек на несколько "прядей", завиваешь их в луже, накалываешь цветочком вниз на палочку и - вуаля - готова кудрявая девочка.

С папой можно было пойти гулять на Муринский ручей. Это у нас называлось "на ручей". Там была довольно большая и живописная пойма с деревьями и кустарником, пригорками и тропинками. Особенно мне нравилось там зимой. Можно было кататься на санках и на лыжах. Папа меня именно там на лыжи и поставил. Кроме того, зимой там практически не чувствовалось запаха. Тошнотворный запах канализации шел от ручья. Потому что на месте, собственно, ручья, было зловонное болото. И тоненькая струйка нечистот, текущая по коричневой слизи. То есть сначала я еще помню всё-таки ручей. Вонючий и коричневый, но ручей. Но чем дальше, тем больше становилось грязи и меньше ручья. Это потому, что когда Гражданка стала застраиваться, строители то ли не успели, то ли не сочли нужным построить нормальную канализацию. Вместо этого забрали два притока ручья в трубы и засыпали. А к трубам подвели сточные воды. Легенда гласит, что когда пришла комиссия по приему домов (квартала?), строители просто разбросали по асфальту крышки от люков. А люков там и в помине, говорят, было.
Но всё равно ходили гулять к этой клоаке. Детей водили, собак выгуливали. К самому ручью только старались не приближаться ни летом, ни зимой. Зимой он, понятное дело, не замерзал. В сырую погоду сходил зловонным туманом.
То есть, представляете, что случилось на месте деревни Гражданка? - Сравняли с землёй, закатали в асфальт, а в недоубитый ручей спустили потоки нечистот. Между тем, Муринский ручей - это правый приток реки Охта...
Справедливости ради надо сказать, что перед нашим отъездом ручей начали очищать. Но опять же, как? Срыли подчистую старое, насыпали нового и вот вам результат: живая пойма (ну, то что там от нее осталось) с зелеными горками, холмиками, тропинками превратилась в нечто искусственное, гладкое, с высаженными ровненько и реденько рядами деревьев. Со временем, конечно, всё "обнатурилось", заросло, вернуло себе некоторую долю живописности. Вот, прекрасная
ptica_dragon выкладывает фотографии вполне замечательного ручья и лесопарка Сосновка, куда мы ездили кормить белок. Я разглядываю их, и чувствую только тень узнавания, ничего больше. Ни теплоты, ни ностальгии. Увы, это не моя красота. А уж то вонючее, что там было в моем детстве, тем более не она.
Ах, да! Чуть не забыла. Еще была в моем возрасте одна достопримечательность микрорайонного масштаба - горка. После возведения здешних домов и улиц, осталась, как водится, целая гора строительного мусора. Пара самосвалов металлической арматуры, обрывков проводов, осколков бетона и прочего опасного хлама. Но вывозить всё это дело строители не стали. Вместо этого стащили на пустырь, сбросили в большую кучу и засыпали сверху землёй, сформировав холм примерно в два-три человеческих роста. Одну сторону холма сделали пологой, остальные крутыми. И получилась горка! Одни жители впоследствие говорили, что горка на этом месте была задумана по проекту, другие - что это была такая остроумная импровизация. В любом случае, горка получилась замечательная. Со всех сторон, кроме пологой, из нее торчали ржавые железяки и острые бетонные выступы. Это позволяло в любое время года играть там в альпинистов и царя горы. Ах, сколько шишек было набито, сколько штанов изорвано в клочья! Удивительным образом мне неизвестно, чтобы кто-нибудь из детей там более или менее серьезно пострадал. А несколько разбитых носов и губ, парочка сотрясений мозга во времена нашего детства не считались чем-то особенным. Особенно прекрасна была горка зимой. По дороге из школы было просто невозможно не прокатиться с нее пару раз! А уж по выходным там было просто не протолкнуться! Причем с пологой стороны, катались на саночках только самые мелкие малыши, а народ постарше предпочинат опасности крутых сторон, которые каждый год какие-то энтузиасты заливали водой. Катались на картонках, на дощечках и на корточках, а самые бесшабашные скатывались стоя, балансируя на полусогнутых ногах. Катались "паровозиком", "кучей-малой" и вообще, как кому в голову взбредет. Наверх взбирались, разумеется, тоже по крутому склону, цепляясь за арматурины и ставя ногу на острые бетонные выступы. По вечерам на горке оставались уже одни только старшие, и здесь решались конфликты, осуществлялись гонения, завязывались отношения... Вот эти воспоминания вызывают у меня улыбку и сожаления об ушедшем детстве. Вот только, была ли там красота? Разве что размытый свет вечерних фонарей, когда смотришь на них через смёрзшиеся ресницы. Но эта красота, она есть везде и всегда, где зимним снежным вечером зажигаются желтые фонари.
А где же красота, присущая только моему детству? На лестничной клетке родной пятиэтажки? В стенах родной школы? За родными гаражами? Или за рассохшим заборчиком детского сада? - Нет, ее там нет. Там радостные и грустные воспоминания, но там нет красоты. Потому что всё это безлико и одинаково, каждая лестница, каждый гараж и каждая школа похожи друг на друга, как клоны. А красота, она имеет обыкновение скрываться в чем-то неповторимом, возможно, несовершенном, пусть даже кривоватом и скрипучем, но единственном на весь белый свет. Осененным человеческим теплом, человеческой мыслью и любовью. Самое печальное, что всё это, как мне кажется, работает в обе стороны. Живя в окружении безликих вещей без искры и без души, довольно трудно не превратиться из человека в функцию. В робота без искры и души.
Ладно, с новыми районами - проехали. Но как же быть с Ленинградом-Петербургом, великим и прекрасным? Да, он действительно велик и прекрасен, но увы мне, я в этом городе никогда не жила. В детстве я была очень болезненным ребенком, поэтому меня старались никуда не возить. Кажется, я уже рассказывала историю о том, как во время одного из редкостных выездов "в город" опозорила маму на весь автобус. Автобус проезжал по мосту через Неву, и маленькая я воскликнула громко и радостно: "Мама, смотри: Муринский ручей..!" Понимаете, да? Муринский ручей был единственным на тот момент известным мне водоемом с проточной водой. Не говоря уже, конечно, о дворцах, набережных и Атлантах, о которых я и знать не знала.
Со временем Гражданка приблизилась к "городу", потому что до наших краев дошло метро. Кстати, вот это выражение "поехать в город", оно же совершенно деревенское, да? У нас в семье так папа раньше говорил. И я, маленькая, к нему приставала: "В город? А мы где?" И он поправлялся: "В центр. В центр поедем."
Ну так вот. Центр приблизился, и я стала там чаще бывать. Занималась во Дворце Пионеров, подружилась с ребятами, жившими в центре, стала гулять с ними по городу, ходила в Эрмитаж чуть ли не каждый выходной. И всё равно я была... экскурсант, понимаете? Гость. Ни привлекательные в своей мрачной таинственности разрушающиеся старые дома с дворами-колодцами, ни прекрасные набережные, ни дворцы, ни сады, ни мосты, ни Дом Книги, ни любимые Атланты, ни Смольный, ни переулочки Петроградской и Горьковской не могли стать моими. Я была там частым, привычным, даже, возможно, любимым гостем, но... и только.
Я понимаю, все не могли поместиться в центре Ленинграда-Петербурга, что город рос, и ему нужно было новое жилье, быстро, дешево. И нет, я не хотела бы променять нашу квартиру в пятиэтажке на тот страшный, скрипучий дом в озерках, куда меня привезли из роддома и куда мы наведывались время от времени навещать папину родню. Без горячей воды, с холодным туалетом и вечным запахом сырости. На ужасающую питерскую коммуналку, где однажды была в гостях, я бы тоже не поменялась. Хотя, наверное, там у меня была бы моя красота. В первом варианте - среди двориков с колодцами, огородов с клубничными грядками, кошки Мурки, собаки Альмы. Во втором - в мою кровь бы, наверное, проникла бы холодная кровь самого города. Кусочек неба над двором-колодцем. Скверики, переулочки, булочная на углу.

Также, как годами я выяснила, что столицам предпочитаю городишки, морям - горы, лугам - пустыни, озерам - реки, пляжам - дороги, а всему остальному - каньоны и водопады, также оказалось, что всем милым маленьким красотам вокруг меня я предпочитаю скамейки Отчего-то именно скамейками:



![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
А моя красота, - подумала я, - где она? Можно себе представить, что это - Петербург. Нева, дворцы, набережные. Львы. Фонтаны. Ростральные колонны. К ступеням Эрмитажа ты в сумерках приди... Но нет. Эта красота не моя. Я знаю, что немного кривлю душой, называя себя петербурженкой. Я ведь провела всю мою жизнь на Гражданке. Так что в бОльшей степени я, наверное, деревенский житель.
Гражданка — прямая наследница «Горожанки», что означало «вблизи города». Так называлось поселение немцев-колонистов, возникшее в середине XVIII века на Старой Муринской дороге. Она вела к деревне Мурино, в которой жили крестьяне Муромского уезда, переселённые сюда Петром Первым. К северу выросло русское село, которое стали именовать «Русская Горожанка». Позднее вблизи оживленной дороги возникла ещё одна деревня, в которой русские соседствовали с финнами и немцами. Называлась она просто — «Дорога в Горожанку». Располагались все три селения по обеим сторонам нынешнего Гражданского проспекта. Что до современного названия — «Гражданка» — то впервые оно появилось на карте окрестностей Петербурга в 1831 году и с этого времени стало общим обозначением всех трёх деревень. Немецкое население этих мест всё увеличивалось, а русское — наоборот, сокращалось. В XX век Гражданка вступила аккуратной немецкой деревушкой, носящей «следы довольства и благополучия». (источник)
Застройка Гражданки началась в шестидесятых годах прошлого века. Как я понимаю, тогда все деревни сравняли с землёй, закатали в асфальт и начали строить дома: железобетонные параллелипипеды. Не тронули только Муринский ручей и его пойму. Я еще помню там остатки прежних яблоневых садов. Одичавшие, чахнущие деревья... Но о Муринском ручье чуть позже.
Мне было год и девять месяцев, когда мои родители построили кооператив на улице Ушинского. Как ни странно, я помню многое из того времени. Помню, например, что сначала гулять можно было только по асфальтовой дорожке, вплотную примыкающей к нашей пятиэтажке, потому что всё остальное пространство было сплошь покрыто жидкой грязью. И к подъезду можно было подойти только по деревянным мосткам. Впоследствии всё потихонечку обжили и улучшили, и вот мы уже строим на газоне, облагороженном жителями во время субботников, домики для одуванчиковых кукол. Знаете таких? Берешь одуванчик, разделяешь его полый стебелек на несколько "прядей", завиваешь их в луже, накалываешь цветочком вниз на палочку и - вуаля - готова кудрявая девочка.

С папой можно было пойти гулять на Муринский ручей. Это у нас называлось "на ручей". Там была довольно большая и живописная пойма с деревьями и кустарником, пригорками и тропинками. Особенно мне нравилось там зимой. Можно было кататься на санках и на лыжах. Папа меня именно там на лыжи и поставил. Кроме того, зимой там практически не чувствовалось запаха. Тошнотворный запах канализации шел от ручья. Потому что на месте, собственно, ручья, было зловонное болото. И тоненькая струйка нечистот, текущая по коричневой слизи. То есть сначала я еще помню всё-таки ручей. Вонючий и коричневый, но ручей. Но чем дальше, тем больше становилось грязи и меньше ручья. Это потому, что когда Гражданка стала застраиваться, строители то ли не успели, то ли не сочли нужным построить нормальную канализацию. Вместо этого забрали два притока ручья в трубы и засыпали. А к трубам подвели сточные воды. Легенда гласит, что когда пришла комиссия по приему домов (квартала?), строители просто разбросали по асфальту крышки от люков. А люков там и в помине, говорят, было.
Но всё равно ходили гулять к этой клоаке. Детей водили, собак выгуливали. К самому ручью только старались не приближаться ни летом, ни зимой. Зимой он, понятное дело, не замерзал. В сырую погоду сходил зловонным туманом.
То есть, представляете, что случилось на месте деревни Гражданка? - Сравняли с землёй, закатали в асфальт, а в недоубитый ручей спустили потоки нечистот. Между тем, Муринский ручей - это правый приток реки Охта...
Справедливости ради надо сказать, что перед нашим отъездом ручей начали очищать. Но опять же, как? Срыли подчистую старое, насыпали нового и вот вам результат: живая пойма (ну, то что там от нее осталось) с зелеными горками, холмиками, тропинками превратилась в нечто искусственное, гладкое, с высаженными ровненько и реденько рядами деревьев. Со временем, конечно, всё "обнатурилось", заросло, вернуло себе некоторую долю живописности. Вот, прекрасная
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Ах, да! Чуть не забыла. Еще была в моем возрасте одна достопримечательность микрорайонного масштаба - горка. После возведения здешних домов и улиц, осталась, как водится, целая гора строительного мусора. Пара самосвалов металлической арматуры, обрывков проводов, осколков бетона и прочего опасного хлама. Но вывозить всё это дело строители не стали. Вместо этого стащили на пустырь, сбросили в большую кучу и засыпали сверху землёй, сформировав холм примерно в два-три человеческих роста. Одну сторону холма сделали пологой, остальные крутыми. И получилась горка! Одни жители впоследствие говорили, что горка на этом месте была задумана по проекту, другие - что это была такая остроумная импровизация. В любом случае, горка получилась замечательная. Со всех сторон, кроме пологой, из нее торчали ржавые железяки и острые бетонные выступы. Это позволяло в любое время года играть там в альпинистов и царя горы. Ах, сколько шишек было набито, сколько штанов изорвано в клочья! Удивительным образом мне неизвестно, чтобы кто-нибудь из детей там более или менее серьезно пострадал. А несколько разбитых носов и губ, парочка сотрясений мозга во времена нашего детства не считались чем-то особенным. Особенно прекрасна была горка зимой. По дороге из школы было просто невозможно не прокатиться с нее пару раз! А уж по выходным там было просто не протолкнуться! Причем с пологой стороны, катались на саночках только самые мелкие малыши, а народ постарше предпочинат опасности крутых сторон, которые каждый год какие-то энтузиасты заливали водой. Катались на картонках, на дощечках и на корточках, а самые бесшабашные скатывались стоя, балансируя на полусогнутых ногах. Катались "паровозиком", "кучей-малой" и вообще, как кому в голову взбредет. Наверх взбирались, разумеется, тоже по крутому склону, цепляясь за арматурины и ставя ногу на острые бетонные выступы. По вечерам на горке оставались уже одни только старшие, и здесь решались конфликты, осуществлялись гонения, завязывались отношения... Вот эти воспоминания вызывают у меня улыбку и сожаления об ушедшем детстве. Вот только, была ли там красота? Разве что размытый свет вечерних фонарей, когда смотришь на них через смёрзшиеся ресницы. Но эта красота, она есть везде и всегда, где зимним снежным вечером зажигаются желтые фонари.
А где же красота, присущая только моему детству? На лестничной клетке родной пятиэтажки? В стенах родной школы? За родными гаражами? Или за рассохшим заборчиком детского сада? - Нет, ее там нет. Там радостные и грустные воспоминания, но там нет красоты. Потому что всё это безлико и одинаково, каждая лестница, каждый гараж и каждая школа похожи друг на друга, как клоны. А красота, она имеет обыкновение скрываться в чем-то неповторимом, возможно, несовершенном, пусть даже кривоватом и скрипучем, но единственном на весь белый свет. Осененным человеческим теплом, человеческой мыслью и любовью. Самое печальное, что всё это, как мне кажется, работает в обе стороны. Живя в окружении безликих вещей без искры и без души, довольно трудно не превратиться из человека в функцию. В робота без искры и души.
Ладно, с новыми районами - проехали. Но как же быть с Ленинградом-Петербургом, великим и прекрасным? Да, он действительно велик и прекрасен, но увы мне, я в этом городе никогда не жила. В детстве я была очень болезненным ребенком, поэтому меня старались никуда не возить. Кажется, я уже рассказывала историю о том, как во время одного из редкостных выездов "в город" опозорила маму на весь автобус. Автобус проезжал по мосту через Неву, и маленькая я воскликнула громко и радостно: "Мама, смотри: Муринский ручей..!" Понимаете, да? Муринский ручей был единственным на тот момент известным мне водоемом с проточной водой. Не говоря уже, конечно, о дворцах, набережных и Атлантах, о которых я и знать не знала.
Со временем Гражданка приблизилась к "городу", потому что до наших краев дошло метро. Кстати, вот это выражение "поехать в город", оно же совершенно деревенское, да? У нас в семье так папа раньше говорил. И я, маленькая, к нему приставала: "В город? А мы где?" И он поправлялся: "В центр. В центр поедем."
Ну так вот. Центр приблизился, и я стала там чаще бывать. Занималась во Дворце Пионеров, подружилась с ребятами, жившими в центре, стала гулять с ними по городу, ходила в Эрмитаж чуть ли не каждый выходной. И всё равно я была... экскурсант, понимаете? Гость. Ни привлекательные в своей мрачной таинственности разрушающиеся старые дома с дворами-колодцами, ни прекрасные набережные, ни дворцы, ни сады, ни мосты, ни Дом Книги, ни любимые Атланты, ни Смольный, ни переулочки Петроградской и Горьковской не могли стать моими. Я была там частым, привычным, даже, возможно, любимым гостем, но... и только.
Я понимаю, все не могли поместиться в центре Ленинграда-Петербурга, что город рос, и ему нужно было новое жилье, быстро, дешево. И нет, я не хотела бы променять нашу квартиру в пятиэтажке на тот страшный, скрипучий дом в озерках, куда меня привезли из роддома и куда мы наведывались время от времени навещать папину родню. Без горячей воды, с холодным туалетом и вечным запахом сырости. На ужасающую питерскую коммуналку, где однажды была в гостях, я бы тоже не поменялась. Хотя, наверное, там у меня была бы моя красота. В первом варианте - среди двориков с колодцами, огородов с клубничными грядками, кошки Мурки, собаки Альмы. Во втором - в мою кровь бы, наверное, проникла бы холодная кровь самого города. Кусочек неба над двором-колодцем. Скверики, переулочки, булочная на углу.
И все равно. Я вот думаю. Если городу нужно было создавать новое, неужели необходимо убивать и закатывать в бетон живое, а в недоубитое спускать нечистоты? Это я про Гражданку. Вот, к примеру, Штутгарт, город, в котором я живу, тоже состоит из множества небольших городков и деревень. Город растет и присоединяет их, не убивая. Каждый район знает, кем он был прежде, у каждого есть своя крошечная ратушная и рыночная площадь, кирха, ратуша. Самая старая улица, самый красивый дом. Крохотная пешеходная зона. Сквер, бывший когда-то городским парком. Свои маленькие легенды, тайны, знаменитые люди. Свое лицо, свой характер. Даже если - был такой грех в шестидесятые - строили посреди фахверков какую-нибудь дурацкую блочную коробку, в общей сложности это мало что меняло.
И даже в таком месте, где я сейчас живу, где стекло и бетон, люди ухитряются оставить места с таким... "лица необщим выражением". В многоэтажке, например, делают фойе, украшают его цветами, ставят стол и кресла, а лес не закатывают в бетон, а максимально сохраняют, только прокладывают несколько живописных дорожек, ставят скамейки, шахматные столики, столы для настольно тенниса, разбивают детскую площадку...
И, уж конечно, никаких нечистот.
Ну да ладно. Что выросло, то выросло. Где выросло, там выросло. Зато теперь вся красота этого мира - моя. И горы, и океаны, и леса, и озера, пустыни, и каньоны. И прекрасные города, среди которых Петербург хоть и любимый, знакомый и прекрасный, но всё же просто один из многих. И то место, в котором я живу сейчас, сию минуту. Например, мой любимый мини-лес вокруг теперешнего дома. С его дорожками, столиками, по-игрушечному таинственными уголками, птичьим пением...



И скамейками, конечно:
И даже в таком месте, где я сейчас живу, где стекло и бетон, люди ухитряются оставить места с таким... "лица необщим выражением". В многоэтажке, например, делают фойе, украшают его цветами, ставят стол и кресла, а лес не закатывают в бетон, а максимально сохраняют, только прокладывают несколько живописных дорожек, ставят скамейки, шахматные столики, столы для настольно тенниса, разбивают детскую площадку...
И, уж конечно, никаких нечистот.
Ну да ладно. Что выросло, то выросло. Где выросло, там выросло. Зато теперь вся красота этого мира - моя. И горы, и океаны, и леса, и озера, пустыни, и каньоны. И прекрасные города, среди которых Петербург хоть и любимый, знакомый и прекрасный, но всё же просто один из многих. И то место, в котором я живу сейчас, сию минуту. Например, мой любимый мини-лес вокруг теперешнего дома. С его дорожками, столиками, по-игрушечному таинственными уголками, птичьим пением...



И скамейками, конечно:

Также, как годами я выяснила, что столицам предпочитаю городишки, морям - горы, лугам - пустыни, озерам - реки, пляжам - дороги, а всему остальному - каньоны и водопады, также оказалось, что всем милым маленьким красотам вокруг меня я предпочитаю скамейки Отчего-то именно скамейками:


