monisto | Еще одна история с азиатским флером

Одна из замечательных сторон жизни в Германии для меня - это возможность пообщаться с людьми разных культур и национальностей. Но всё, конечно, постепенно притупляется и становится обыденным. Это сначала я была в восторге от того, что нас приглашают на настоящие п(а)лов и манты, с энтузиазмом училась варить аутентичный молдавский суп под названием зама и с благоговением наблюдала за соседкой из Азербайджана, готовящей на общей кухне долму - заворачивающей тыщщу крошечных "голубцов" в маринованные виноградные листья*.

А уже чуть позже уже стало вполне нормальным зайти в лавочку за фруктами и заодно поболтать по-русски с вьетнамцем. О жизни и о погоде. Или умирать от хохота на перемене на пару с француженкой. Или обсуждать с англичанкой проблемы воспитания мальчиков. Или беседовать с американкой о Холокосте, а с американцем спорить о двух видах футбола. А уж работать с голландцами, греками, итальянцами, венграми, румынами, поляками, болгарами, турками, идийцами - это и вовсе в порядке вещей. Я не говорю о немцах. Они (вместе со швейцарцами и австрийцами) теперь и вовсе для нас родные стали.

Но иногда - редко - всё же удается повстречать кого-нибудь загадочного и экзотического.

****
Эта история произошла чуть меньше пяти лет назад. В то время я только что начала работать в Штутгарте. Работа уже была, а жилья пока что не было... Ну, то есть, для себя я сняла там махонькую квартирку, а нормальную квартиру на троих мы еще не подыскали. Вот и ездила я на поезде туда-обратно каждую неделю. В воскресенье вечером в Штутгарт, в пятницу после обеда – в Лейпциг.

И вот, сижу я однажды воскресным вечером одна в купе. Книжечку читаю. Настроение, честно скажу, паршивое, потому что по мальчикам своим заранее на неделю вперед скучаю. И потому что езда - пусть даже в тепле, комфорте и на мягком диванчике - заколебала уже со страшной силой. И... вообще: завтра понедельник. И тут входит ко мне в купе милый вьюнош. Ну, ладно, молодой мужчина красивого азиатского вида:) Но такой весь из себя чистенький, хорошенький, аккуратненький: мордочка гладенькая, а глазки блестят хитрым блеском, как у здорового щенка. И костюмчик такой наглаженый. Лапочка, да и только. Кивнул с улыбкой. Сел напротив. Огляделся. А я за книжку спряталась, изподтишка наблюдаю. Принесла тебя, думаю, нелегкая. Ох, и не люблю я в купе с кем-нибудь нос к носу оказываться. Тут и не захочешь, а общаться придется. Из вежливости просто. А если я не настроении? В общем сижу, серьезный вид на себя напустила, из-за книжки почти не выглядываю. А мой сосед принялся устраиваться. Тихонько насвистывая, снял пиджачок, свернул, подложил под голову и лёг на диван. Ну, вагон-то у нас не спальный конечно, но там же не выло никого так что вполне можно было горизонтально разместиться. Что он и сделал. Полежал пару минут. Потом сел. Мелодично насвистывая, расправил пиджак, надел. Стал смотреть в окно. Снял пиджак, аккуратно повесил на специальный крючок. Сел на диван с ногами. Посмотрел в окно. Спустил ноги. Надел пиджак. Еще посмотрел в окно. И вдруг говорит:
- Простите пожалуйста, не могли бы вы мне помочь?
По-немецки говорит, но с жутчайшим акцентом.
- Началось, - подумала я обреченно.
А сама улыбаюсь вежливо и говорю «да-а» приятным голосом. Но дальше дело не пошло. Потому что знаний языка у вьюноша на хватило. Пыкал-мыкал, так я и не поняла, что он меня спросить хочет. Потом он улыбнулся так виновато и говорит на своем аццком наречии:
- Извините, я иностранец.
Надо же, вот сюрприз-то, думаю. А сама говорю ободряюще и как можно четче:
- Не волнуйтесь, я тоже иностранка. Я из России. А вы откуда?
Смотрит непонимающе.
- I am from Russia, - повторяю я, тыкая пальцем себя в грудь, - Where are you from?
Не понимает.
- Я из России, говорю. А вы откуда?
И тут в его глазах – о чудо – мелькает радостное понимание, он бъет себя в грудь и говорит, запинаясь:
- Я из Корейская Народна Република!
Ф-фух. Родили. То-то я у него на лацкане пиджака какой-то ма-а-аленький красненький значок заметила.

Дальше мы на аццкой смеси русского и английского (как ни странно) выяснили, что он хотел меня спросить, далеко ли до Карлсруэ, потому что там ему надо пересесть и уехать в какой-то столь тьмутараканистый город, о котором я вообще ничего не слышала. Я объяснила ему всё, что могла. Мы говорили все время на безумной смеси языков, которую я с вашего позволения не буду воспроизводить.
- У меня там интервью завтра с утра, - гордо сказал тем временем мой кореец, - на работу устраиваюсь.
- А когда же ты спать собираешься?! - удивилась я.
Но он не понял вопроса. И я вспомнила, как наши корейцы в институте занимались по 14 часов в сутки.
А мой попутчик сказал:
- У нас дома, в Корее, по субботам телевизор. И показывают всегда фильмы. Советские. Старые, хорошие. Новые – нет – не показывают. Только хорошие показывают. Такие...
И он вдруг – раз – и просвистел целую музыкальную фразу из «Широка страна моя родная». Я прямо аж дар речи потеряла, настолько чисто, звонко и красиво это у него получилось.
- Или такие, - сказал он, блестя своими хитрющими глазами, и просвистел кусок из «А ну-ка девушки».
Я в немом восторге открыла рот. Он засмеялся и частично воспроизвел «Потому что ты идёшь по переулку». Потом «Веселый ветер» и «Подмосковные вечера». И еще, и еще.
Потом он иссяк, только смотрел на меня и смеялся. Я тоже радостно и почему-то растроганно засмеялась.
- А ты в Германию с семьей приехал? – спросила я, успокоившись.
- Нет! – замахал руками этот мастер художественного свиста. – Семья – на Родине. Я здесь – учиться. Агроном ( ?). Работать. Потом – назад. Домой. Родина!
Ага, - подумала я. Интересно, с каких это пор народно-демократических корейцев в кап.страны на учебу выпускают? Те, что учились у нас в институте, помнится, не вернулись в 91-м с каникул. Год всего не доучились. Потому что СССР распался... И как мой попутчик, кстати, учиться собирается – вовсе без немецкого? Хотела его на эту тему распросить, но поняла, что не сдюжу: больно сложные слова понадобятся.
Зато он меня спросил.
- А что, - говорит, - ты знаешь про Корею?
Блин. А я ничего не знаю. Кроме того, что там у них последний коммунистический заповедник. Во всяком случае, фильмов я северокорейских не смотрела, да и свистеть умею плохо. А атомной бомбы у них тогда еще не было.
- Ну-у-у, - говорю я, - вождь у вас.
- Да, - кивает с довольной физиономией и на лацкан свой показывает.
- А еще, - говорю, - я знаю, что буддизм у вас.
- Что? – не понимает мой кореец.
- Ну, - я даже растерялась, - религия, бог? Веришь - ты - в - кого?
- А-а-а, нет, - помотал головой он, - я верю только в себя и в своего вождя!
И снова на значок показал.
А тут мне уже пришло время выходить, потому что до Карлсруэ дальше ехать, чем до Штутгарта.

****

Потом я всем рассказывала, как я ехала в поезде с северным корейцем, и он мне свистел песни из старых советских фильмов. И все удивлялись и радостно смеялись. Вот только когда я рассказала своим немецким коллегам об отношении парня к религии, в офисе на несколько минут воцарилась неловкая тишина. Потому что на немецком его фраза звучит так: «Я верю в себя и моего фюрера».

* Листья были привезены через черт знает сколько границ в стеклянной банке. А сама долма мне, увы, не понравилась.